Время Оно - Страница 3

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Жупел не успел выставить вперед спутанные руки, больно ударился, ожил и завопил.

– Вот каков я могучий чародей! – похвалил ся Жихарь. – Мертвых подымаю, верной жене супруга усопшего возвращаю! Правда, ненадолго. Вставай, притворенный, судить тебя будем!

Жупел Кипучая Сера кое-как поднялся, путаясь в просторных смертных одеждах.

– Суди-ить? – прошипел он, и костяной гребень на княжеской голове даже покраснел от злости. – Да кто тебе право дал меня судить? Я всенародный избранник, а ты – беглец да изгой! Я на тебя жаловаться буду – сам знаешь кому.

– Знаю, – сказал Жихарь. – Не первый день живу. Что ж, отправлю тебя к твоему заступнику, там друг дружке на меня и жалуйтесь – легче будет…

И занес кулак над княжеской головой. Кулак и голова были одного размера.

Бывший покойник как-то умудрился уклониться от рокового удара, извернулся и, сшибив по пути княгиню Апсурду, рванулся к выходу.

Жихарь гулко затопал вдогонку. Жупел кубарем скатился с лестницы, надеясь обрести защиту у наемника Дерижоры, но тому было не до хозяина: заезжий молодец с большим трудом отбивался выдернутым из плетня колом от наседавших на него многоборцев.

– Прекратить, – на бегу приказал Жихарь. Князь выскочил с подворья и устремился в город. Перебирал он коротенькими ножками столь быстро и резво, что даже подзаборные молодцы на миг прекратили грабежи, чтобы полюбоваться погоней. Подставить беглецу ножку никто, впрочем, не догадался или не посмел.

– А-а, вон что ты задумал! – просопел Жихарь, свернул в сторону и полез через плетни и заборы, чтобы перехватить Жупела. Но за время богатырского отсутствия в Столенграде произошли кое-какие перемены: на месте пруда возникли огороды, а на месте прежних огородов выкопали пруд, и пришлось его пересекать – где по грудь, а где и по маковку.

Хитрый князь поспел раньше к тому месту, куда стремился. Это, понятное дело, была все та же неистребимая лужа напротив постоялого двора старого Быни, откуда в свое время Жупел вышел, чтобы княжить над Многоборьем.

Лужа была неглубокая, но князь нырнул в нее с разбега, как в омут, – только

полетели в стороны брызги грязи пополам с зелеными ошметками тины, да круги

разошлись и сразу пропали.

Жихарь утер мокрым рукавом лицо:

– Все-таки сбежал к Мироеду под культяпую руку, подлая душа! Ничего, еще встретимся…

Он отошел от лужи, приблизился к постоялому двору и сел на крыльцо, чтобы маленько обсохнуть после нежданного купания.

Тут в конце улицы возник наемник Дерижора. Кол он уже бросил и теперь надеялся единственно на ноги. Ограбленные им жители с улюлюканьем нагоняли его.

– Расхрабрились – сотня на одного! – возмутился богатырь и поднялся с крыльца. – Что-то раньше такими храбрыми не были! Завели себе обычай – богатырей бить! Не дам чужинца в обиду.

Дерижора добежал до постоялого двора, обнял руками столб коновязи и стал отдыхиваться. Преследователи остановились в нескольких шагах.

– Вот так-то, – сказал Жихарь. – Не бойтесь: зла ни на кого не держу. А с тобой, друг любезный, зайдем-ка мы в кабак. Тебе на посошок выпить надо, а мне за возвращеньице. Всех зову, какие желают. И за дружиной сбегайте, всех прощаю на радостях…

С этими словами богатырь достал из штанов мокрый, но туго набитый кошель.

– Золото не киснет, не ржавеет! – объявил он и шагнул за порог. …Ой не зря слово «кабак» читается и пишется в обе стороны одинаково…

ГЛАВА ВТОРАЯ

И уж Алиса-то отлично помнила, что если выпьешь слишком много из бутылки, на которой нарисованы череп и кости и написано «Яд!», то почти наверняка тебе не поздоровится (то есть состояние твоего здоровья может ухудшиться).
Льюис Кэрролл

«Жаль, что ваджра моя, Золотая Ложка, в пучину морскую канула, – рассуждал Жихарь, глядя на последнюю денежку. – А то я бы с ее помощью деньги приумножил и еще погулял…»

Лю Седьмой, правда, утешал богатыря, что чудесный жезл Жуй имеет свойство возвращаться к прежнему хозяину, – правда, в ином обличье и с другими свойствами. На обратном пути Жихарь на всякий случай подбирал с дороги разные диковинные предметы, но ни один из них чудес не творил и с ваджрой близко не лежал.

– Последнюю денежку пропью – и стану княжить! – провозгласил Жихарь и бросил золотой на прилавок.

На звон золота из-под столов и лавок начали выползать различные люди. Оставалось их, правда, уже немного, не сравнить с первыми днями. Поредело застольное воинство: иные совсем опились, иные заболели, иных утащили по домам жены, матери и сестры. А уж и пито было! Пока провожали заезжего Дерижору, прикончили весь кабацкий припас. Даже до пивного сусла добрались.

На постоялом дворе и в кабаке нынче вершил все дела не старый Быня, а совсем новый человек по имени Невзор, прозванный так то ли за невзрачный вид, то ли за пустоглазие. Сам Невзор в жизни ни разу не пригубил зелена вина и разбирался в нем из рук вон плохо. Напокупает, бывало, у проезжего торговца заморских напитков, а они либо кислые, либо приторные, либо прямая сивуха – только что бочонки яркие и нарядные. Еще он был известен тем, что в лихую военную годину, когда поднималась не только вся дружина, но и прочий люд, притворялся спятившим и оставался дома, покуда не проходила гроза.

В этот раз пришлось Невзору посылать за вином по деревням и хуторам, собирать где только можно, – ведь не каждый день кабатчику идет такая удача. В зелено вино он еще сыпал дурманный лист и жалел, что летом заготовил мало этой отравы.

За гульбой Жихарю недосуг было даже позаботиться о добром жилье – ночевал либо у вдовушек (при Жупеловом правлении их много стало), либо тут же, на постоялом дворе. Каждое утро, едва продрав глаза, собирался он пойти на княжий двор, чтобы распорядиться властью, но всякий раз находилась добрая душа, услужливо подносила ковшик для поправки, и все начиналось сызнова.